27 ноября в Первой химической НПИ выступал талантливейший поэт советской эпохи — В.В.Маяковский. Еще в детстве я, как, быть может, и вы, встречался с такими строками поэта:
Ворвались.
На ковры!
Под раззолоченный кров!
Каждой лестницы
каждый выступ
брали,
перешагивая
через юнкеров.
Помните? Взятие Зимнего поэтом ХОРОШО изображено в поэме одноименного названия. Однако еще в те времена, когда поэму «Хорошо!» изучали во всех школах, совершенно официально печаталась и другая информация, доступная всем. Выдержки из сообщений зарубежных журналистов, напечатанные некогда в СССР и вкрапленные мною в лаконичный фактический материал, и предлагаются Вашему вниманию. Итак, хроника Революции…

25 октября, в 1 ч.25 мин. занят Главный почтамт; в 2 ч. занят Николаевский вокзал; в 3 ч. 30 мин. крейсер «Аврора» стал на якорь у Николаевского моста, неподалеку от Зимнего дворца; в это же время начата переброска из Гельсингфорса в столицу восьми тысяч вооруженных матросов; в 6 ч. заняты главная контора Государственного банка и редакции центральных газет; в 7 ч. занята телефонная станция, отключены аппараты штаба и правительства; в 8 ч. из Гельсингфорса в Петроград уходит последний эшелон с матросами; в это же время занят Варшавский вокзал; в 10 ч. Военно-революционный комитет принимает обращение «К гражданам России!». Тогда же — в 10 ч. Керенский отбывает из Петрограда «для встречи войск, верных Временному правительству»; в 12 ч. окружен и в 13 ч. взят Мариинский дворец, где находился Временный совет Российской Республики; в 14 ч. 35 мин. в Актовом зале Смольного института открылось экстренное заседание Петроградского совета. На заседании выступил Ленин, объявивший о совершившейся рабочей и крестьянской революции; в 15 ч. Петропавловская крепость закончила подготовку к бою; в 18 ч. захвачен Петроградский штаб; в 22 ч. 40 мин. в Смольном институте открылся II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. В 3 часа 10 минут, уже 26 октября, делегатам съезда зачитана телеграмма представителя Военно-революционного комитета Овсеенко, извещающая, что члены последнего кабинета министров отправлены в Петропавловскую крепость, юнкера и офицеры разоружены, комендантом Зимнего дворца назначен Чудновский.
Так об этом говорит история скупым языком фактов и цифр. А вот что об этих событиях писали журналисты, причем, по нынешним понятиям, достаточно независимые:

«… Было четверть третьего, когда мы вошли под свод огромной красной арки и стали внимательно вглядываться в лежащую перед нами широкую площадь. На мгновение воцарилась тишина; затем ее оборвали три ружейных выстрела. Мы стояли в безмолвии, ожидая ответного залпа; но единственным звуком был хруст разбитого стекла под ногами, устилавшего, словно ковер, булыжную мостовую. Окна Зимнего дворца были выбиты.

Неожиданно из темноты показался матрос.
— Все кончено! — сказал он. — Они сдались!».
«Вереница матросов-победителей непрерывным потоком вливалась во дворец и выливалась обратно. Казалось, жажда сувениров и трофеев завладела ими. Какой-то матрос спускался по лестнице, неся вешалку для пальто, другой — подушку от софы. В руках третьего была свеча. Комиссар остановил их у выхода.
— Нет, товарищи! — говорил он, протягивая руку. — Пожалуйста, ничего не выносите отсюда.

Он обращался к ним в спокойной, рассудительной манере, словно перед ним были дети. И как дети они расставались со своей добычей. Солдат с одеялом пробовал протестовать.
— Я замерз, — говорил он.
— Не имеет значения, товарищ. Если возьмете, про нас скажут, что мы пришли сюда грабить. А мы пришли не для грабежа, мы пришли делать революцию».
Бесси Битти, американская журналистка. 25-26 октября 1917 г.
Вот другое, не менее авторитетное свидетельство.
«Мы присоединились к первым рядам.
Подобно черной реке, заливающей всю улицу, без песен и криков прокатились мы под красной аркой. Человек, шедший передо мной, тихо сказал: «Ох, смотрите, товарищи, не верьте им! Они наверняка начнут стрелять…». Выйдя на площадь, мы побежали, низко нагибаясь и прижимаясь друг к другу. Так бежали мы, пока не наткнулись на пьедестал Александровской колонны».
«Простояв здесь несколько минут, отряд, насчитывающий несколько сот человек, ободрился и вдруг без всякого приказания снова кинулся вперед… Мы вскарабкались на баррикады, сложенные из дров, и, спрыгнув вниз, разразились восторженными криками: под нашими ногами оказались груды винтовок, брошенных юнкерами. Двери подъездов по обе стороны главных ворот были распахнуты настежь. Оттуда лился свет, но из огромного здания не доносилось ни звука».

«… Хотя никаких насилий произведено не было, юнкера казались очень испуганными. Их карманы тоже были полны награбленных вещей. Комитет тщательно записал все эти вещи и отправил их в соседнюю комнату… Юнкеров обезоружили. «Ну что, будете еще подымать оружие против народа?» — спрашивали громкие голоса. — «Нет!» — отвечали юнкера один за другим. После этого их отпустили на свободу».

Джон Рид, американский журналист. 25-26 октября 1917 г.
Ну, а дальше что? Может, про трупы юнкеров все-таки не выдумка?
А дальше в ту ночь было вот что: в 5 ч. съездом было утверждено обращение «Рабочим, солдатам и крестьянам!», провозглашающее переход всей власти в руки Советов. Потом, вечером, в 21 час открылось второе заседание съезда. С докладами по двум основным вопросам — о мире и о земле выступил Ленин. За час до полуночи принят декрет о мире. Через три часа, уже 27 октября, принят декрет о земле, отменивший частную собственность на землю. Съезд сформировал рабоче-крестьянское правительство — Совет народных Комиссаров. Председателем Совнаркома стал Ленин. Съезд избрал новый Центральный исполнительный комитет. В шестом часу утра II Всероссийский съезд Советов завершил свою работу. Советы превратились в систему органов государственной власти. Заметим, превратились без единого выстрела.
Семь месяцев эта власть продержалась без смертной казни. Законы, которые были приняты в Советской России, поразили мир своей гуманностью и демократизмом: В.И.Ленина (об сегодня этом мало кто знает) представили кандидатом на получение Нобелевской премии мира в 1918 году. Но началась гражданская война.
Через семьдесят шесть лет Советская власть, установившаяся в Северной столице без единого выстрела, будет расстреляна в Москве из танков. Но вернемся в начало века.

На следующий день, 28 октября, Военно-революционным комитетом выделены коменданты для охраны культурных ценностей; в этот же день генерал Краснов по приказу Керенского занимает Царское село; на другой день, 29 октября, создан продовольственный отдел Военно-революционного комитета. В этот же день в Петрограде началось восстание юнкеров, которых во время штурма Зимнего дворца отпустили под честное слово.
Ну, вот мы и встретились с упомянутыми юнкерами! Наверное, это о них кто-то рассказал Маяковскому. Может быть… Однако трехчасовой бой был только с Владимирским юнкерским училищем — там юнкера убили двух советских парламентеров. Остальные училища сдались без боя.
На следующий день, 30 октября, войска Краснова выбиты из Царского села. Еще через день — 31 октября — Керенский объявляет о приостановке военных действий против повстанцев. Арестован генерал Краснов. Много позже генерал приедет в Новочеркасск, где со своими казаками встретит фашистов хлебом-солью. Другие казаки будут сражаться в Пятом Гвардейском Донском казачьем кавалерийском корпусе. А потом Краснов, как и Колчак, но много позже, во второй — и в последний — раз попадет в руки Красной Армии. Но это уже совсем другая история.
А о юнкерах — все. Когда и кто в Зимнем перешагивал через них — остается загадкой и по сей день. А может, этого и не было?

Обманщики во все времена встречаются и среди журналистской братии. Причем профессиональные. Об таких случаях пишет нам тот же Джон Рид:
«… Но гораздо серьезнее были рассказы о большевистских насилиях и жестокостях… Очень характерен случай с князем Тумановым, чей труп, как утверждали многие газеты, был выловлен в Мойке. Через несколько часов это сообщение было опровергнуто семейством самого князя… Тогда было напечатано, что утопленник не князь Туманов, а генерал Денисов. Но генерал тоже оказался жив и здоров».
Вот так и великого поэта надули. Кто-то, видимо, приукрасил картину взятия Зимнего дворца и, рассказывая доверчивому Маяковскому об этом, просто сгустил краски. Событие, безусловно, великое, но как же так скромно — не «перешагивая через юнкеров»?.. Непоэтично, что ли… Однако не будем судить строго, я лично Владимира Владимировича очень люблю, а поэт… он ведь не журналист. Простим ему и помянем его добрым словом.