Сегодня: 19 апреля 7713, Среда

Мы решили познакомить читателя с наиболее интересными современными поэтами и бардами.
Начнем с Виталия Калашникова. Сейчас поэт живет в Москве. А вообще он — из Ростова. Когда-то вместе с поэтами Игорем Бандаревским и Владимиром Ершовым, и бардом Геннадием Жуковым Виталий входил в так называемую «Заозерную школу», которая существует и сейчас, но уже не столько в пространстве, сколько во времени.
Виталий пишет разные стихи — грустные, лирические и даже политические. Но вершина его творчества — юмор.

БОББИ-ДЖОН
Импровизация па пишущей машинке

Бобби-Джон — лихой ковбой
И разбойник удалой.
Бобби-Джон сбежал из прерий
В Гваделупу — на разбой.
В Гваделупе жизнь плоха.
Там корова, что блоха.
Там повсюду запах мерзкий.
Даже замок королевский —
Все равно что наш сортир.
Бобби-Джон там строит тир.
Тир, но тир наоборот —
Боб стреляет, Джон — орет,
И из тира выбегает
Перестрелянный народ.
Гваделупскпй высший суд
Порешил: готовить суп
И сварить в нем Бобби-Джона.
Забияку и пижона,
С добавленьем разных круп,
Суп во славу Гваделуп!
Гваделупскпе войска
Достают из-под песка
Все различные гранаты
И от пушки два куска.
Бобби-Джон преображен.
Вдалеке от белых жен
Он поглажен и подстрижен
И слегка вооружен:
На коленях Бобби-Джона
Спит винчестер заряженный.
По лицу его гуляет
Беспросветная тоска.
Идиотская улыбка
И сосиски два куска.
Гваделупский генерал
«К бою!» — дико заорал
И с копьем на босу ногу
По саванне поскакал.
Тут поднялся страшный вой:
Миллионною гурьбой
Армия подходит к тиру.
Где спокойно спит ковбой.
Прислонившийся к перилам
Залихватской головой.
Спит с улыбкой половой.
Бобби-Джона страшный шум
Разбудил от сладких дум.
Наш ковбой свалился на пол
И стреляет наобум.
Он стреляет наугад.
Убивая всех подряд:
Попугаев и колибри,
Офицеров и солдат.
Всюду стоны, крики, мат.
Гваделупцы заряжают
Самый страшный аппарат:
Строят длинный коридор —
Тут — забор, и здесь — забор.
Направляя узкий выход
Прямо Джону в лоб, в упор,
И, прицелившись немного,
В эти длинные ворота
Заряжают носорога
Или даже бегемота.
Мажут носорогов зад
и горчицей и аджикой.
Перцем, хреном, всем подряд.
Носорог орет, как бык,
Испускает смертный рык
И летит с истошным криком
Коридором, напрямик.
Бобби шепчет: «Милый бог!»,
Джон как будто бы продрог.
Он от ужаса трясется
От макушки и до ног.
А к нему вовсю несется
С острым рогом носорог.
Диким ужасом объятый.
Джон достал 709-й
Кольт
И, плюнув на судьбу,
Направляет в носорога
Дуло толщиной в трубу.
Носорог ужасно близко,
на носу его -записка:
•ЩАС ТЫ СДОХНИШ БОББИДЖОН
ТАТАТАТA И ПИЖОН!»
Носорог ужасно близко.
Бобби целится в записку.
С диким ужасом в глазах
Бобби делает: бабах!
Носорог и не зафыркал —
В нем насквозь большая дырка.
И сквозь дырку видит Джон:
У начала коридора
Веселится злая свора
И предчувствует бульон.
В дырке, словно для обзора,
Не скрывается от взора,
Как летит большая пуля,
Разметая эту свору
У начала коридора!
Бобби-Джон лежит, трясется.
С дыркой носорог несется.
И ни влево, и ни вправо:
Тут — забор, а там — орава.
И когда наш бегемот
Подбежал уже вплотную.
Бобби прыгнул вслед за пулей
Прямо в дырку, прямо в рот.
Дырка велика, но сквозь
Пролететь не удалось.
Бобби в носороге мчится,
Чуя на щеках горчицу.
Он торчит из бегемота
Там, где раньше было что-то.
На щеках у Джона плач.
Носорог несется вскачь.
Уплывают по пампасам
Масса крови, куча мяса.
И мелькают города,
Поселенья, горы, реки.
Океаны, человеки.
Отрастает борода…

Фу, какая ерунда!
Через месяц носорог
Вроде как бы и прилег.
Носорога Джон покинул
И увидел василек!
Бобби-Джон кричит, хохочет —
Василек знакомый очень,
В наших прериях родных
До фига и больше их!
Вон знакомые бизоны.
Вон знакомые пижоны.
Здравствуй, здравствуй,
Скво родная!
Джон целует, обнимая,
Домик свой, притон свой злачный.
Джон разбойник неудачный.
Но удачливый ковбой —
Бобби-Джон пришел домой!

* * *
Поэзия — стезя такого рода,
что редко на неё глядят с почтеньем:
Когда певец выходит из народа,
Народ вздыхает с облегченьем.

* * *
Мне видится чудесная картина:
Идет страна несметною толпой,
И на знаменах — профиль Буратино,
А в уголочке — ключик золотой.

* * *
Во мне живут три человека:
Один — алкаш, другой — калека,
А тот — поэт, любовник, псих
Сбежал. А пью я за троих.