Под стук колес
О предстоящем реформировании российских железных дорог разговоры ведутся уже несколько месяцев. И народ, традиционно видящий в любых реформах лишь угрозу своему благополучию, в очередной раз тревожно встрепенулся в ожидании. С другой стороны, кардинальные перемены в этой сфере назрели давно. Не углубляясь во всякие сложные политические и финансово-экономические перипетии, обычный потребитель услуг МПС, рядовой среднестатистический пассажир, видит необходимость этих перемен по одной простой причине: денег за билет на поезд надо платить все больше, а сервиса в поездах становится все меньше.

«А не пошли бы вы…»
Моя традиционная поездка на родину пришлась в этом году на август. Как водится, неоднократные попытки приобрести билет заранее заканчивались безрезультатно: билетов или не было вообще, или мне предлагалось прокатиться до места назначения в вагоне-люкс фирменного поезда. Правда, в день отъезда все благополучно разрешилось, хотя без нервотрепки не обошлось. Пикантность ситуации заключалась в том, что на железнодорожном вокзале в одной кассе моя просьба насчет билета до Самары была расценена чуть ли не как оскорбление («Да в этом направлении ни на сегодня, ни на завтра, ни на фирменный, ни на какой другой поезд, ни даже в вагон «люкс» билетов давно нет!»). В равнодушных глазах кассирши явно читалась рекомендация: «А не пошли бы вы…». В другой кассе, куда я тут же чисто по инерции перешла, у меня будничным голосом поинтересовались: «Вам купе или плацкарт?..»

«К выходу готовьтесь заранее»
Поезд прибывал на станцию Новочеркасск ночью, с минимальным опозданием (достижение последних лет), что само по себе не могло не радовать. Сюрпризы начались чуть позже. Дверь нашего, 11-го вагона, куда мы намеревались попасть, оказалась закрыта. Догадываясь, что поезд не собирается стоять тут дольше положенных двух минут, горстка ошарашенных пассажиров ринулась к соседнему вагону. И только с третьей попытки, уже почти на ходу, нам удалось заскочить в открытую дверь какого-то вагона.
Отыскав свой вагон, мирно спавший во главе с проводником, и расположившись на свободном месте, я отправилась за постельными принадлежностями. На мой долгий и настойчивый стук из купе проводника высунулась все же взъерошенная голова, принадлежавшая, судя по всему, студенту средних курсов. Я забрала постель, но уснуть мне удалось далеко не сразу. Верхней части окна напротив моей полки не было вообще, его заменяла дерматиновая занавеска. А так как поезд мчался с приличной скоростью, то ветер почти беспрепятственно врывался в вагон, и близлежащие пассажиры прикладывали немалые усилия, чтобы удержаться на своих местах. По причине своего бодрствования я имела возможность наблюдать, как на практике реализовывался в нашем вагоне призыв «Пассажир, к выходу готовься заранее!». Те, кому предстояло выходить, долго и напряженно всматривались в ночные окна, боясь пропустить нужную остановку, затем выносили вещи в тамбур, открывали дверь, опускали подножку. Входящие пассажиры выполняли вышеописанные манипуляции в обратном порядке.
К середине следующего дня мне посчастливилось-таки увидеть нашего проводника целиком. Он бодро пробегал по вагону, но возле моего столика остановился как вкопанный: «Вы кто?». «Живу я тут со вчерашней ночи», — буркнула я, дожевывая помидор, и только теперь вспомнила, что билет свой проводнику до сих пор не отдала. Но он, видимо, удовлетворенный ответом, о билете не спросил, а проследовал своим маршрутом дальше, из чего я зключила, что ехать тут могла бы вообще бесплатно. Знать бы заранее!
Забегая вперед, скажу, что в оставшиеся часы поездки проводник на глаза больше не попадался, вагона, естествен но, не мыл, туалета не убирал. По прибытии на конечную станцию — в шесть часов утра — никто из пассажиров не сумел выразить ему искренней признательности за минимум беспокойства, которое он причинил нам во время пути.
Пробираясь с вещами на выход и забрасывая постельное белье в купе проводника, я обнаружила нашего вагоновожатого крепко спящим под ворохом использованных простыней и наволочек…

«Слава труду!»
Железнодорожное хозяйство, это, как известно, не только рельсы и поезда с его экипажами. Это еще и бурное кипение жизни на вокзалах, перронах, а также прилегающие к рельсам окрестности. Перемены, произошедшие тут с прошлого века, если и имели место, в глаза не бросались. Узкие — в большинстве случаев — перрончики были до отказа заполнены торгующим людом, легко приспособившимся к нововведению сезона: запрету на несанкционированную торговлю. Лениво слоняющиеся по перрону стражи порядка выискивали потенциальных жертв, пытаясь стребовать с них положенный штраф. Одни, дабы не усугублять ситуацию, беспрекословно отдавали деньги, другие норовили обезоружить настойчивых просителей встречными контраргументами. Порадовала находчивость шустрой продавщицы пирожков: «Погоди, милок, сейчас наторгую тогда и заплачу тебе штраф!».
Пейзаж за окном нашего невероятно грязного снаружи и очень нечистого изнутри вагона разнообразием не отличался. Станционные строения, по большей части старые и обветшалые, с унылыми серыми заборчиками и покосившимися крышами, производили неизгладимое впечатление чего-то давно минувшего, нереального, кинематографического. На стенах этих унылых зданий по-прежнему горделиво и столь же нелепо красовались на совесть сработанные агитационные щиты времен минувших: «Да здравствует КПСС!», «Народ и партия едины!», «Вперед, к победе коммунизма!». Самым уместным среди отголосков ушедшей эпохи выглядел лозунг «Слава труду!», художественно выполненный яркой алой краской на фасаде промелькнувшего за окном деревянного привокзального туалета…

«Смерть аллергикам»
Из какого тупика извлекли вагон, в котором я проделывала обратный путь, я, конечно же, не узнаю никогда. Очевидным, однако, было то, что простоял он на запасных путях не один год, сильно потеряв во внешнем виде и значительно изменив внутреннее содержание. Внезапное и резкое — до 4-х градусов — похолодание превратило железного ветерана МПС в рефрижератор для перевозки мороженых туш. Отапливать вагон проводник счел для себя излишним, предпочитая греться у соседей-коллег. Пассажиров, лишенных такой возможности, спасало только одно: по причине нашей малочисленности количество матрасов и одеял на душу мерзнущего населения выдавалось в неограниченном количестве. В результате мне удалось несколькими подушками забаррикадировать выпадающее окно и стопкой матрасов утеплить ледяную полку. Уснула я, лишь натянув на себя все имеющиеся в наличии теплые вещи и укрывшись тремя одеялами под кодовым названием «Смерть аллергикам», ибо при любом неосторожном движении из них вылетали клубы удушливой пыли. Поутру я в полной мере ощутила себя человеком, всю ночь провалявшимся под забором и абсолютно готовым к переменам в виде реформы в железнодорожном хозяйстве.

…Сияющие чистотой вагоны с кондиционерами и душами. Предупредительное и вежливое обслуживание на вокзалах и в поездах. Максимум удобств в залах ожидания и у билетных касс. Четкий график движения и сокращения времени в пути… Все это и многое другое обещано пассажирам в итоге реформирования железных дорог, когда государство, МПС и частные акционерные компании определятся с новыми формами собственности в этом ведомстве, а следовательно, с направлением и количеством денежных потоков для его финансирования. Однако что волнует в этой ситуации простого российского пассажира, не обремененного толстым кошельком? Уж во всяком случае вовсе не то, кому достанутся рельсы со шпалами, а кому вагоны с электровозами. Он опасается, впишутся ли в зону внимания реформаторов его маленькие интересы, составляющие большое пассажирское счастье: без хлопот приобрести билет на поезд, войти в чистый вагон с пригодным для жизни температурным режимом, получить постель, которую можно взять в руки без отвращения, забраться на полку и под стук колес провожать глазами мелькающие за окном перелески, деревушки, речки. Да чтоб в окнах были стекла, а стекла чтоб были вымыты. А главное, чтобы поездка из-за стоимости билета не превращалась для человека в событие века с подрывом семейного бюджета на год вперед.